Музыкальная газета (г. Минск), ? 7 (305), 2003

Интервью Татьяны Замировской




СОВСЕМ НЕ ВИРТУАЛЬНАЯ УМКА


Я не очень люблю e-mail интервью. Никакой коммуникации, никаких интонаций – не разговор, а черт знает что: призраки и големы. Правда, с Умкой вышло совершенно иначе (она просто не умеет быть виртуальной – очень живой и настоящий человек даже в письмах) – обычный и немного интуитивный почтовый вопросник, высланный ей (“Там куча вопросов – вы отвечайте на то, что вам действительно интересно”), превратился в довольно увлекательную беседу.


- По Минску ходит просто катастрофическое количество слухов и невероятных историй о вашем визите в наш славный город. Были ли вы на самом деле в Минске с концертами (или просто так) – и запомнилось ли вам оттуда что-нибудь?


- Да, мы однажды играли в Минске. В 96-м году, весной. Приезжали втроем: с тогдашним дружком моим Вовкой Орским и тогдашним гармошечником Вовкой Кожекиным. Выступали в какой-то очень симпатичной галерейке, кажется, бесплатно. Помню, что были еще местные музыканты, хорошие ребята. И публика была замечательная, и все было клево. Только одна девушка как-то очень хотела меня фотографировать для какой-то прессы, я по каким-то своим причинам отбивалась, она обижалась и потом даже писала возмущенные письма в «Забриски Райдер». Хорошо помню, как ехали обратно стопом, в Пасху, и примерно в полночь наш КамАЗ застопила таможня по причине большого количества «нерастаможенного пива», которое он вез. Мы вышли в ночь, жгли припасенные заранее свечки, потом отправились вглубь города (если не ошибаюсь, это был Смоленск), погрелись в церкви, поймали машину до вокзала и вписались за последние деньги в пустое купе до Вязьмы, а прозительно-солнечным холодным утром досыпали в кафешке в Вязьме с любезного согласия буфетчицы. Но это уже не совсем Минск... На самом деле моя мама родилась в Минске, вскоре семья уехала оттуда, а все оставшиеся родственники погибли в первые же дни войны.


- По вашим песням складывается впечатление, что Умка – существо довольно принципиальное, если не радикальное, не боящееся полного изменения и ухода в неизвестность. Часто ли у вас возникает желание сделать что-то полностью другое? Много ли в вашей жизни было моментов, когда вы сознательно преображались в другого, нового человека – и тяжело ли вам даются эти изменения?


- За «принципиальное и радикальное» – принципиальное и радикальное спасибо. Действительно, это так. «Полного изменения и ухода в неизвестность»… хорошая формулировочка. Пожалуй, этого я опасаюсь, во всяком случае не хочу, если имеется в виду смерть… А «полная неизвестность» при жизни мне вряд ли грозит. Я настолько активный элемент, что все равно вылезу на поверхность, не тем, так другим образом. Или, если захочу, очень хорошо спрячусь и буду наконец отдыхать. «Полностью другое» сделать все равно не выйдет – что бы я ни сделала, все равно получаюсь я, и меня это ничуть не огорчает, скорее наоборот. Кроме того, сейчас мы «делаем» нечто вместе, группой, и это отличное новое ощущение – до «Броневичка» я всегда действовала в одиночку. Что же до преображения в нового человека – не думаю, что это возможно или продуктивно. Я не «протей», я всю жизнь одинаковая, гну свою линию, и даже если мне что-то мешает, все равно выруливаю на нее в конце концов. Тяжело даются не «изменения», а препятствия, даже не борьба с ними, а распознавание их. Потому что человечек – дурачок и зачастую склонен считать препятствиями то, что на самом деле хочет ему помочь. Самое полезное – это научиться слушать себя, свою интуицию и, как в старом анекдоте, «отклоняться вместе с генеральной линией».


- Про обэриутов, наверное, вас спрашивает практически каждый :) Если можно добавить немного в общую копилку – вы никогда не думали о том, чтобы записать музыкальный альбом, каким-то образом связанный с «обэриутскими» текстами (вот на некоторые стихи Введенского могут очень даже эпохальные песни получиться, кажется)? Конечно, нечто подобное делают многие музыканты (последний альбом Лу Рида, кстати – где он из Эдгара По глэм-оперу сделал) – но все же…


- О нет, ни в коем случае. Стихи тем и отличаются от песенных текстов, что на них ни в коем случае не надо сочинять музыку – вспомните кошмарные опыты некоторых известных личностей с Хармсом или Бродским. Именно этим в первую очередь ужасает меня авторская песня. Кроме того, рекомендую вспомнить, какой ДЛИНЫ тексты Введенского. Предлагаете сокращать? Нет уж, это не для меня, тем более что я в первую очередь все-таки, увы, литератор, а не музыкант. Лу Рид у меня – любимейший автор, но последняя его пластинка оставила, честно говоря, тяжелое впечатление. Мы слушали ее вместе с Борей Канунниковым, старательно запихнули в себя примерно две трети и синхронно потеряли терпение. Хорошо, что мы с Лу Ридом не знакомы лично, а то, наверное, поссорились бы…


- Ваше творчество само по себе довольно «корневое». Никогда не приходило в голову броситься в столь модные ныне звуковые эксперименты?


- А у нас бывает, кстати, «экспериментальное» настроение. Вот сейчас, например, выпустили альбом «Морское свинство» (название и обложка были готовы заранее и ждали собственно музычки, наверное, больше года): это живой концерт, сыгранный недавно в московском арт-центре «Дом», полтора часа нон-стоп, а «песен» как таковых всего пять, остальное – импровизация на темы и от вольного. Это, конечно, экспериментально по меркам 1969-го года, а нам того и надо. Ибо, по нашему мнению, последние 20 лет в рок-музыке не принесли ничего нового, кроме чисто технологических изменений, в большинстве своем вредных и ненужных. Основу этих изменений – замену аналоговой звукозаписи цифровой – мы проклинаем каждый день.

Кстати, «Свинство» записано на обычную видеокамеру. Цифровую, бытовую. Просто звук, скатанный с видеозаписи, практически необработанный. Это не нарочно, но выглядит как плевок в морду высоким технологиям. Зато концерт хороший сам по себе, даже нам самим нравится. А конверт большой, почти размером с пластиночный, и внутри маленький конвертик с диском. Красивая коллекционная вещь.


- …и вообще – влияет ли что-либо знаково-происходящее в современной рок-музыке на ваше творчество?


- Что-то я не заметила ничего знаково-происходящего в современной рок-музыке. Это Бек, что ли, питающийся все теми же огрызками шестидесятых? Честно признаться, я не могу слушать ничего из «современной рок-музыки», за редким исключением новых работ старых мастеров (последний Боб Дилан, например).


- Чувствуете ли вы себя «в контексте» - неким элементом общего музыкально-социального мира, частью так называемой «российской рок-музыки» (паршиво звучит, но не знаю, какой аналог подобрать, чтобы честно, но не пафосно)?


- Вот такой парадокс: то, о чем веками мечтал пролетариат, теперь однозначно паршиво звучит. Уж не знаю, в чем тут дело. Кто-то считает, что в дрянном менеджменте и промоушене, слепо слизанных с западного варианта, но без той базы, основы, которая была построена на Западе в тех самых пресловутых шестидесятых. Кто-то полагает, что герои вчерашних дней не смогли удержаться на должной высоте, соблазнившись дешевым политиканством и жалкими в мировом масштабе, но баснословными для советского человека гонорарами. А кто-то вообще уверен, что в нашей неритмичной стране не может быть рок-н-ролла как такового. Во всяком случае, не без участия программных директоров радио и ТВ, все, что попадает наверх, на стадионы и в массовую ротацию, оказывается говном. Или оно было говном изначально? Короче, ощущать себя вот в этом вот контексте не очень хочется. И, кстати, сколько не читаешь чужих интервью – никому не хочется ощущать себя в этом контексте, даже тем, кто этот контекст создавал и создает. Вот так – честно и вовсе не пафосно. Всем, кто хочет ощущать себя в контексте, могу посоветовать поднатужиться и ощутить вокруг себя историю мировой рок-музыки. Сразу появятся достойные ориентиры.


- Если бы у вас была возможность (мечта?) поиграть на сцене с любым музыкантом – кого бы вы выбрали?


- Музыкантов группы «Броневичок». Поэтому я с ними и играю.


- Когда вы выпустили первый настоящий компакт-диск, не было ли при этом особого рода паранойи? – ведь поклонники могут делать мрачные заявления с рыночно-экономическими упреками, журналисты – радостно уничтожать и объярлычивать, и вообще – шоу-бизнес вещь смутная, подводная – мало ли…


- Была паранойя. Я почему-то думала, что, выпустив диск, мы автоматически попадаем в этот самый пресловутый контекст, он же шоу-бизнес. С ужасом представляла себе наш желтенький компактик на витрине ларька рядом с диском Аллы Пугачевой. Боялась, что дразнить будут, подстебываться. Очень долго не соглашалась вообще записывать диск (а Коврига настаивал), потому что это, дескать, буржуйская вещь (в 97-м году было дело), в отличие от демократичной кассеты. Группы как таковой тогда практически не было, ритм-секция у нас была сессионная. Оказалось все гораздо хуже: никто вообще ничего не заметил. Оказывается, чтобы тебя вообще просто хотя бы заметили, надо прилагать какие-то усилия, светиться, давать интервью, рассказывать, кто ты вообще такой, буквально втолковывать людям, что вот есть такой автор, такая группа. В общем, преждевременный был альбомчик (я имею в виду «Компакт»), слушать его до сих пор тяжело. Ну, с тех пор мы здорово поднаторели в этих делах – издаем по альбому, а то и по паре в год, получаем удовольствие от процесса записи и сведения, придумываем оформление, устраиваем презентации – не как положено, а по–своему, весело…


- Насколько вы искренни в своих песнях? Случаются ли в вашей жизни (и в окружающем Космосе, и во внутренней вселенной) вещи, о которых вы бы хотели спеть, но по разным причинам просто не можете?


- Это в смысле вру я или нет? Нет, не вру. Но и наизнанку не выворачиваюсь. Вообще, когда разговариваю с человеком, стараюсь не хватать его за грудки и не плеваться в лицо, делясь наболевшим. И если я хочу о чем-то спеть, то всегда могу. Другое дело, что в последнее время сочиняется крайне редко. Но это меня не пугает. Это, видимо, возрастное.


- Часто ли вы сталкиваетесь с тем, что из вас стремятся сделать неуместный культ?


- Часто. Люди вообще редко умеют общаться на равных, думаю, это от недостатка внутренней культуры. Любят лизать задницу. Некоторым это нравится, а нам – ужасно не нравится. Поэтому, я думаю, никакого культа из нас сделать не получится.


- Вообще – очень часто, когда пишут о вашем творчестве, непременно употребляют слово «культовый». Не вызывает ли подобный «статус» некоторых неудобств? (Вдруг это как-то кармически разрушительно?)


- Дело не в кармической разрушительности (честно говоря, не совсем понимаю, о чем речь), а в чувстве неловкости за людей, которые этой ерундой занимаются. Кстати (без лести), мне нравится с вами беседовать, пусть и виртуально, прежде всего потому, что мы говорим на равных.


- Очень трудно догадаться, насколько серьезно вы относитесь к религии. Так или иначе – какая из существующих религий вам ближе всего – и почему?


- Мне вообще-то кажется, что это личное дело каждого, и не обязательно выносить это на всеобщее обозрение, особенно в нынешней щекотливой ситуации, когда религия и религиозность из чего-то диссидентски-запретного превратилась в слащавое орудие власти. Вообще я крестилась в православие в возрасте 25 лет, вполне сознательно, но в церкви бываю достаточно редко. В принципе мне очень симпатичен дзен-буддизм и крайне отвратителен любой фанатизм, в том числе религиозный.


- Как лидер группы насколько вы требовательны к музыкантам?

- Дело в том, что я, как уже говорилось, изначально не музыкант, а литератор, и музыку в группе делает группа, хотя песни приношу я и к изменению мелодической основы отношусь иногда болезненно. Музщыканты «Броневичка», особенно ядро, на котором держится группа – гитарист Боря Канунников, басист Миша Трофименко и барабанщик Боря Марков – люди, к которым я прислушиваюсь в прямом и в переносном смысле. Видеть, как твоя простая песенка обрастает музыкой – высокий кайф. Но если кто-то схалтурил на концерте, могу окрыситься довольно жестко.

- У многих музыкантов, которые находятся «в стороне» от так называемого музыкального «истэблишмента», наблюдается довольно нехорошее духовное свойство – этакий комплект вселенского недопонимания – что-то такое поэтическое, обидчивое и декадентски-озлобленное. В вас, кажется, этого вовсе нет – а были ли хотя бы какие-нибудь намеки на похожее состояние?

- Да ну, на фиг надо. Это удел дураков, по-моему. Никогда ничего подобного не было. Вообще, как говорится, на обиженных воду возят и так далее.

- Вас не беспокоит некий антагонизм «массовость vs элитарность», который вроде бы сложился в системе оценки музыки? Если бы вы захотели причислить себя к чему-нибудь, то что бы это было?

- Я хочу и причисляю себя и свою команду к рок-н-роллу. Ничего элитарного в рок-н-ролле быть не может. Это в высшей степени массовое явление. И то, что сейчас понятия «рок», «массовость», «элитарность» и многие другие переосмыслены и искажены, нам, в общем-то, по барабану.

- Еще просто хотела спросить – как вы сейчас живете? Чем занимаетесь, когда музыка звучит тише? С чего вы начинаете утро? Как вы ждали весну?


- О, какая вы хорошая. Это без иронии. Я вообще не очень люблю, когда музыка звучит громко, но тихо она звучит почти всегда. Кроме того времени, которое я провожу в беготне по делам (я же директор этой самой группы), в метро, за компьютером в чьей-нибудь конторе и так далее. Утро начинаю с контрастного душа и зарядки. Весну ждала на лыжах, мне тут дали поносить прекрасные пластиковые лыжи, у меня в жизни таких не было, и я почти каждое утро каталась у нас в парке на лыжах. Так что мне даже немножко жалко, что снег тает.


- Что произошло с вашими детскими кумирами? (ведь таковые непременно должны были быть – как и у всех!)… просто у каждого человека, кажется, очень разные вещи происходят с этим – некоторые разочаровываются, некоторые умудряются Посмотреть Им В Глаза, некоторые ими просто становятся…


- Моими детскими кумирами были три мушкетера. В глаза им посмотреть, конечно, не удалось, но стать ими, кажется, почти получилось…


- В принципе, у вас уже почти взрослый сын – каковы ваши отношения? Понимаете ли вы друг друга?


- Не почти, а совсем взрослый – ему уже 21 год. Мы отлично друг друга понимаем. Мы настоящие друзья. И не последнюю роль в этих прекрасных отношениях играет то, что мы уже несколько лет живем отдельно. Так что бытовой роли матери-душительницы прекрасных и прочих порывов мне играть не пришлось, а ему, соответственно, незачем устраивать молодежный бунт. Тем более что мы, можно сказать, росли вместе, как братцы, много путешествовали, разговаривали… В общем, тут проблем нет.


- Могли ли бы вы поехать в какой-нибудь незнакомый город только потому, что вам нравится, как звучит его название?


- Не-а. Это слишком романтично для моей практической натуры.


- Вы можете назвать пять песен (только не собственных, а песен вообще, извне), в которых есть вы сами? Когда слушаешь это и с просветлением понимаешь – черт побери, это я.


-А почему пять-то? Ну, вот, например, почти весь «Вельвет». Или «Битлз». Да нет, это пустой разговор, я начну сейчас перечислять все свои любимые группы.


- Касаемо «профессиональной» деятельности – есть ли в вашей жизни какие-нибудь книги, которые вы бы хотели перевести – или даже собираетесь перевести, если время позволит?


- Сейчас и всегда я слушаю старый западный рок (или новые вещи старых людей). Лу Рида, Beatles, Grateful Dead, Rolling Stones, Kinks, ну там Коэна например, Creedence, Боба Дилана, Джей Джей Кейла и так далее.


- От какой музыки вам становится совсем-совсем плохо?


- Прежде всего от попсы и так называемого русского шансона, который чаще всего крутят в машинах. Но довольно часто и от классики, от оперы там какой-нибудь, когда все эти дяди и тети поют толстыми голосами (допустим, приходишь куда-нибудь, а оно там в радио или в телевизоре). От техно во всех его разновидностях – голова начинает болеть сразу и болит потом еще несколько дней. Под техно мы часто попадаем в клубах, когда после нашего концерта слишком быстро начинается дискотека. В общем, все, кроме рока (нормального, я имею в виду), мне не нравится.


- Хватает ли вам сейчас средств самовыражения? Не хочется ли иногда заняться чем-нибудь совсем новым, даже не связанным с музыкой?


- Пока нет. Музыка для меня как раз и есть вот это новое, и я его еще не исчерпала. Я всю свою сознательную жизнь мечтала петь рок на сцене, честное слово.


- Вы когда-нибудь напишете настоящую КНИГУ?


- Ни за что на свете. Это так СКУЧНО!!! В крайнем случае, когда я буду уже совсем старая и никуда не годная перечница, наберу на компьютере и издам свои дневники, которые веду с небольшими перерывами почти всю жизнь. К тому моменту многие их герои уже перемрут и не будут мне мстить. Надеюсь.


- Вам никогда не хотелось писать детских книжек?


- Боже упаси. Когда мы с сыном были маленькие, мы издавали журнал, но это был настоящий взрослый журнал.


- Чем вы больше всего любите заниматься осенью?


- Тем же, чем и в другое время года – гулять. Но осенью тот плюс, что можно листьями шуршать. А также есть антоновские яблоки.


- С чего у вас начинается весна?


Да с того же, что и у всех – с мокрых ног, наверное.


- Почему распались «Битлз»?


- По-моему, этот вопрос попал сюда по ошибки из вопросника Пола Маккартни.


- Какие яблоки вам нравятся больше всего?


- Я же говорю – антоновка.


- Чего вы больше всего боитесь?


- Иногда – ничего. Иногда – смерти. Но я ее не то чтобы боюсь, я ее просто очень сильно не люблю.


- Ваш самый навязчиво повторяющийся сон – о чем?


- У меня есть целый город, который мне иногда снится. И там дом, где я когда-то с кем-то жила, на втором этаже. Сейчас этот дом заброшенный, замусоренный, про него поется в песне «Голос мой дом». И море есть там же. И выход на трассу, и дачные домики. Но сами сны все время разные, у меня нет навязчивых сюжетов.


- Последний фильм, который произвел на вас действительно серьезное впечатление?


- Хороший вопрос. Дело в том, что у меня нет телевизора, а в кино ходить – нет ни времени, ни денег. Поэтому я обычно отвечаю, что люблю Феллини. Но я настолько давно не смотрела кино, что даже стыдно.


- Как можно остановить войну?


- Здрасте. А это из чьего вопросника?


- Почему, по вашему мнению, при переиздании всех обэриутов так и не добрались до Введенского?


- Как это не добрались? А двухтомник 93-го года? Неплохое, кстати, издание (ааа, где его найти-то? - Прим. Т.З.). Между прочим, я тоже составляла пару изданий Введенского, но они так и не осуществились, потому что была перестройка и все издательства развалились. Верстка, конечно же, утеряна.


- Что случилось с Заболоцким после 30-х годов? Вы верите в то, что стихи про душу, которая обязана трудиться, написал тот же человек, который… в общем, вы понимаете…


- Ну а что делать? А вы верите, что сегодняшний Маккартни (раз уж он под руку попался) и тот человек, который сочинил «Хей Джуд» – одно и то же лицо? А ведь Маккартни, между прочим,в лагерях не сидел и совка не нюхал.


- Нравится ли вам нюхательный табак?


- О нет!!! Один мой друг пытался нюхать табак – так у него потом так воняло из носа, что целоваться было совершенно невозможно. Пришлось ему это дело бросить.


- Вы не боитесь джаза?


- Прекрасный вопрос. Нет, я очень даже люблю джаз (ага, а вот я – боюсь. - Прим. Т.З.). И, кстати, мое любимое кино называется «Весь этот джаз», хотя оно совсем не про джаз. Нет, джаз можно слушать сколько угодно, особенно хороший. А чего его бояться-то?


- От чего умирают голуби?


- От смерти (а мне всегда казалось, что они взрываются. - Прим. Т.З.).


- И еще – вы когда-нибудь думали о том, что будете делать, когда станете старушкой?


- Ну вот же ж – дневники свои издавать.


Привет пошлю я, став старухою,

Мужам ученым и мадам:

Рюмашку хлебушком занюхаю

И дневники свои издам.

И долго буду им любезна я,

Седая старая карга,

Пока висит еще над бездною

Моя последняя нога.


(не подумайте, что это экспромт!)

Ну, еще с внуками буду гулять. Листьями шуршать их учить.


...О планах на будущее я почему-то не спросила – только поинтересовалась, отвечает ли Умка на такие вопросы (честно говоря, ненавижу их задавать). “Почему нет?” - обрадовалась она, но увидев, что вопрос последний, честно откланялась - |”Спасибо за беседу, было приятно”. Черт побери, взаимно! (Я тоже без иронии!) А о планах можно и на концерте расспросить – это уже очень скоро будет.