БИГ СУР


Перевод с американского А.Герасимовой


28


Несмотря на все что говорит Коди, я совершенно уверен что мы просто едем в гости к Билли, чтобы она прикололась ко мне (после всего того что слышала от него и читала мои книги и т.д.), а на деле он уже обсудил с Эвелин, что я останусь у них в Лос-Гатосе на месяц, буду спать как встарь в спальнике на заднем дворе, не то чтобы они не пускали меня ночевать, мне самому нравится, здорово же спать под звездами, тем более не мешаешь по утрам когда все собираются на работу и в школу - Около полудня они видят как я шаркаю с лужайки в дом, зевая и мечтая о чашке кофе - И я уже настроился, т.е. так и собираюсь - Но когда мы взлетаем по вильямининой лестнице и врываемся в хорошенькую аккуратную квартирку, где аквариум с золотыми рыбками, книги, всякие забавные феньки, аккуратная кухонька, все так чистенько, а вот и сама Билли, блондинка, брови удивленными дугами, совсем как Жюльен, блондин и брови дугами, и я кричу: "Жюльен, ей-Богу Жю-льен!" (вообще я уже пьян, мы как в старые времена подобрали на Прибрежном шоссе старого стопщика, говорит его зовут Джо Игнат, купили ему бутылку, ну и мне за компанию, не забуду старину Игната, он сказал что русский и фамилия у него старинная русская, а когда я написал ему как зовут нас, сказал что моя фамилия тоже старинная русская) (на самом деле бретонская) (и еще говорит, его только что избил в общественной уборной молодой негр, ни за что, просто так, Коди говорит: "Я знаю этих негров, которые избивают стариков, в Сан-Квентине они назывались strongarms, "сильнорукие", и держались особняком, они все негры и у них такой прикол, бить беззащитных стариков", о ужас кодиного знания жизни, все что угодно может быть сказано и сделано) - И вот мы сидим у Билли, за окном опять мерцает огнями город, о Урби-и-Рома, опять в миру, а у нее бешено-синие глаза, дуги бровей, умное лицо, ну чистый Жюльен, я все твержу: "Жюльен, вот черт!" и даже сквозь алкоголь замечаю в глазах Коди тревожный трепет - Дело в том что мы с Билли с грохотом втрескиваемся друг в дружку прямо здесь у него на глазах, так что когда он встает и заявляет что поехал в Лос-Гатос поспать перед работой, уже все решено и подписано, я остаюсь, причем не только на сегодня, но на недели месяцы годы.

Бедный Коди - Впрочем я уже объяснял что на самом деле ему подсознательно того и надо, но он не признается, ищет повод рассердиться и назвать меня подонком - Но независимо от Коди я нахожу что это странное дитя вполне годится в товарищи по одинокой ночи, мне НЕОБХОДИМО на некоторое время с ней остаться - И мы с Билли вдвоем объясняем Коди почему - Но здесь нет и следа зловещего мужского соперничества, только странная невинность, спонтанный взрыв любви, и Коди понимает это лучше чем кто бы то ни было, так что уходит в полночь обещая вернуться назавтра вечером, и внезапно я наедине с очаровательной женщиной, мы сидим по-турецки на полу друг против дружки среди кучи книг и бутылок и болтаем, болтаем напролет.

С болью и раскаянием вспоминаю я сейчас, каким чистеньким, аккуратненьким и славным было ее жилище в ту первую ночь - Кресло у аквариума, которое я живо присвоил в качестве своего стариковского кресла и целую неделю сидел там прихлебывая портвейн, кухня с интеллигентным набором специй и рядами яиц в холодильнике, и в уютной дальней комнатке спит ее бедный сынишка (от покойного мужа, который тоже на железке работал) - Сынишку зовут Эллиот и увидел я его только поздно ночью - С увесистой пачкой кодиных сан-квентинских писем в руке она пускается в рассуждения о Коди и вечности, а я знай прихлебываю из бутылки да приговариваю: "Жюльен, много говоришь! Жюльен-Жюльен, Бог ты мой, знал ли я что когда-нибудь встречу женщину так похожую на Жюльена... похожа, а не Жюльен, да еще и женщина, вот странно, труба" - На самом деле пришлось ей укладывать меня пьяного спать - Но не раньше чем между нами произошла любовь, замечательная, все что Коди рассказывал оказалось чистой правдой - И самое главное, при всей своей похожести на Жюльена и при всей пачке длиннющих абстрактных кодиных писем о карме, перевязанных ленточкой, и при том что каждое утро она ходила на работу в модельное агентство за сто долларов в неделю, у нее был самый музыкальный прекрасный и печальный голос, который когда-либо я слышал - Говорит она в общем-то чепуху, все-таки в основе там истинно калифорнийская истерика, как и у давней кодиной подружки Розмари, тоже была худенькая, светловолосая, безумная и все говорила об абстрактном - (К примеру: "Я думала, что смогу смягчить противоречие между имманентной и универсальной этикой, я думала, в этом моя проблема, я надеялась с помощью терапии это преодолеть, такой образ мышления" - я вздыхаю, и тут же говорится что-то интересное, например: "Пока Коди сидел, мое главное занятие было молиться за него, целый день, и каждый вечер мы это делали одновременно, с 9.00 до 9.09, а теперь он вышел и все стало иначе, не знаю даже как... но я уверена что мы содействуем буре, когда преодолеваем время в каком-то смысле, а в других даже не в состоянии за ним успевать..." - Ну и в том числе всяческая неважная и не интересная мне фигня насчет каналов, что люди являются либо открытыми каналами либо закрытыми, вот Коди большой открытый канал, брызжущий в небо священным семенем, да разве упомнишь, о судьбы, о вздохи, о крыши, и звезды льют свой свет на их бедные головушки, когда они задыхаясь несут чепуху - Да еще эти письма (я заглянул в них) про то как вот они встретились и души их слились в данном измерении благодаря какой-то там неосуществленной карме на другой планете, на другом то есть уровне, и как они оба должны осознать свою ответственность за меру того и сего, короче все, даже лезть в это не хочу - Ибо на самом деле то что говорит Вильямина невероятно скучно, интересна мне лишь печальная музыка ее голоса и странное обстоятельство (небось тоже кармическое) ее сходства с Жюльеном.

Главное - голос - Она говорит разбитым сердцем - Голос звенит разбитой лютней потерянного сердца, музыкально как в заброшенной роще, иногда почти невыносимо, как какой-нибудь фантастический футуристический Джерри Сазерн ступает в луч прожектора к микрофону в лас-вегасском ночном клубе и не должен даже петь, просто говорит, и мужчины вздыхают, а женщины должно быть удивляются (если женщины вообще способны удивляться) - Так что пока она пытается объяснить мне всю эту ерунду (всю философию свою, кодину и кодиного нового друга Перри, он придет на следующий день) я просто сижу и любуюсь ее ртом, размышляя откуда берется красота и почему - Наконец мы предаемся любви, нежно - Маленькая блондинка, искушенная во всех тонкостях этого дела, столь нежная в сопереживании, даже чересчур, что к рассвету мы уже собираемся пожениться и сбежать на недельку в Мексику - Представляю себе: большая четверная свадьба с Коди и Эвелин.

А она, кстати, серьезный враг Эвелин - Ей недостаточно быть любовницей и наперсницей Коди, она хочет победить, низложить Эвелин и забрать Коди себе навсегда, и для этого готова даже закрутить тупиковый глубоко небесный роман со стариной Джеком (опять все тот же расклад) - Нет особой разницы между ней и Эвелин когда они говорят о Коди, только Эвелин я всегда слушаю с восторженным интересом - А Билли нагоняет тоску, хотя сказать ей об этом я конечно не могу - Эвелин все же чемпион, поди пойми этого Коди.

О взлеты и падения и перетасовка женщин, причем блондинок, все в том же великом волшебном городе гандхарв Сан-Франциско, и вот я с одною из них вдвоем на ковре-самолете, ух, поначалу настоящий праздник, настоящий взрыв новизны, наотмашь и вдребезги - Даже и не снится мне, чем все это кончится - Ибо есть печальная музыка Билли в моих объятиях, и сам я теперь тоже Билли, Билли и Билли рука в руке, о прекрасность, некоторым образом с благословения Коди, и мы несемся в чингисханских облаках нежной любви и надежды, и кто никогда так не делал безнадежный дурак - Ведь новая любовь всегда сообщает надежду, коронуя иррациональное смертное одиночество, и та штука, которой я глотнул (змеиный ужас пустоты) с тем глубоким смертельно-йодистым вдохом на берегу Биг Сура, ныне оправдана и воспета и вознесена как священный кубок к небесам, простым фактом раздевания и схватки умов и тел в несказанном нервно-печальном восторге любви - И не позволяйте старым занудам убеждать вас что это не так, причем главное что никто во всем мире не пытается написать истинную историю любви, это же ужасно, мы по уши в 50-процентной литературе и драматургии - Губы к губам, поцелуй к поцелую в подушечной тьме, чресла к чреслам в невероятной сладости взаимной капитуляции, так далеко от всех наших страшных ментальных абстракций, что даже удивительно почему некоторые считают Бога асексуальным - Тайная подземная истина бешеной страсти забитой под сваями зарытой под свалками по всему свету, о ней молчат газеты, о ней запинаясь и не всерьез пишут писатели, ее из-под полы рисуют художники, эх, послушайте "Тристана и Изольду" и представьте себе Вагнера с обнаженной возлюбленной в лугах под покровом баварской осенней листвы.

Как все это странно, и как теперь все события последних недель, поездки туда-сюда и страдания в городе и Суре рационально складываются в одну большую вышку которая позволила мне неуклюже нырнуть в глубину биллиной души - на что тут сетовать?

Среди ночи она притаскивает мне четырехлетнего мальчишку чтобы показать его одухотворенную красоту - Вот уж один из страннейших людей которых я когда-либо встречал - С огромными влажными карими глазищами, очень красивыми, он ненавидит всякого кто приблизится к его матери и постоянно задает вопросы, типа: "Почему ты с ним? Он зачем, он кто?", или: "Почему на улице темно?", или: "Почему вчера солнце?" или что угодно, спрашивает обо всем подряд, а она отвечает с неизменным восторгом и терпением, так что я не выдерживаю: "Тебе не надоели эти вопросы? пусть бы лопотал себе как все дети, что он пристает, пусть бы себе мурлыкал?" - А она отвечает: "Я отвечаю чтоб не пропустить следующий вопрос, все, что он спрашивает и говорит, для меня очень важно с точки зрения абсолюта, мне это нужно" - "Какого еще абсолюта?" - "Ты же сам сказал что все есть абсолют", - ну конечно она права, и я понимаю что в грязной старой душе своей уже ревную к Эллиоту.


27


Циновка ночи впитывает стонущую роскошью богоподобия любовь, а в то же время все как-то скучно, и мы смеемся говоря об этом - Нашу первую ночь мы не спим до рассвета, обсуждая все на свете, от Коди во всех подробностях до Эвелин, от книжек до философии, религии и абсолюта, кончается тем что я шепчу ей стихи - Утром бедняжке пора на работу, а я остаюсь пьяно храпеть дальше - А она готовит аккуратненький завтрак и ведет Эллиота к дневной няньке, а я просыпаюсь среди дня один, отхлебываю вина и забираюсь с книжкой в горячую ванну - Телефон звонит не умолкая, все от Монсанто и Фэгана до последней собаки каким-то образом вычислили меня и номер телефона, хотя никто из них раньше Билли не знал и даже не видел - С содроганием думаю я, как разозлится Коди, что его тайная жизнь стала всеобщим достоянием.

А вот и Перри - Перри как и я в странно-братских отношениях с Коди, и тем самым поверенный и иногда любовник всех его подружек - И понятно почему - Он очень похож на меня в молодости, на того каким меня Коди впервые увидел, но дело не в этом, истерзанная заблудшая душа, он только что из тюрьмы Соледад, где сидел за попытку ограбления, мальчишеское лицо в обрамлении черных волос и мускулистые мощные руки, такие человека пополам переломят - И имя у него странное: Перри Итурбайд, я сразу говорю: "Понятно, ты баск" - "Баск? правда что ли? Никогда не знал! Давай позвоним моей матери в Юту и скажем ей!" - И действительно звонит, за биллин счет, и я с бутылкой портвейна в руке и бычком во рту беседую с баскской мамой вчерашнего зека в Юте, убеждая ее: "Да, я уверен что это баскская фамилия" - А она: "Але, что-что? Вы кто?", а Перри рад, весь сияет - Очень странный парень - Давненько за свою так сказать литературную жизнь не встречал я настоящего крутого омбре, только откинувшегося, со стальными ручищами и той лихорадочной сосредоточенностью, от которой трепещут правительства и бледнеет начальство, оттого-то таких парней вечно на нары и засовывают - Да но именно такие парни нужны стране, когда стареющий правитель затевает войнушку - Опасный парень этот Перри, я конечно ценю его поэтическую душу и все такое, но глядя на него понимаю: этот способен взорваться и убить за идею, а то и за любовь.

Приходят какие-то его дружки, звонят в дверь, кажется все знают, что я здесь, странные анархисты-негры и бывшие зэки, уж не банда ли, думаю я - Компания лихорадочных мудрецов, напряженно-завирально-интеллектуальных негров с могучими мускулистыми руками и отсидкой за плечами, а базары такие, будто конец света зависит от их слов - Трудно объяснить (пожалуй, хватит).

Вообще я думаю Билли и вся эта ее банда, со всеми их запредельными элоквенциями о духовном, уж не тайный ли воровской притон хотя вообще я замечал уже, некоторым кругам Сан-Франциско свойственна эдакая эфемерная истерия витающая над крышами, повсеместно ведущая к суициду и увечьям - И я такой растерянный медитатор невинное сердце, губошлеп, среди странных напряженно-преступных возмутителей сердечного спокойствия - Напоминает сон, который я видел перед отъездом сюда: во сне я уже в Сан-Франциско, но что-то творится не то: по всему городу мертвая тишина: люди типа печатников, служащих, маляров молча стоят в окнах третьего этажа, глядя вниз на пустые улицы Сан-Франциско: порой внизу проходят какие-то битники, тоже молча: за ними следят, причем не только власти, а все: как будто вся система улиц в их распоряжении: но никто не говорит ни слова: и в этой напряженной тишине я еду на самоуправляемой платформе через весь центр и дальше за город где женщина хозяйка птичьего двора предлагает мне поселиться с ней - Тихо катится маленькая платформа а люди смотрят из окон в профиль как на полотнах Ван Дейка, напряженно, подозрительно, торжественно - Вся эта возня у Билли напоминает сей сон но поскольку единственно реально для меня происходящее в моем собственном мозгу, реальность происходящего сомнительна - Но и это очередной признак подступающего безумия в Биг Суре.


28


Странно - вот и Перри Итурбайд в тот первый день когда Билли на работе и мы звоним его маме предлагает сходить в гости к генералу армии США - "Зачем? и что все эти генералы высматривают из своих молчаливых окон?" - говорю я - Но Перри ничем не удивишь - "Поехали, я хочу показать тебе самых красивых девчонок на свете", и мы берем такси - "Красивым девчонкам" оказывается 8, 9 и 10 лет, дочки генерала или, возможно, другого странного генерала живущего по соседству, но мама дома, в другой комнате играют мальчишки, и с нами Эллиот, которого Перри всю дорогу таскает на плечах - Я смотрю на Перри, он говорит: "Я хотел показать тебе самые красивые попки в городе", все ясно, опасный сумасшедший - А потом он говорит: "Видишь вот эту красотку? - 10-летнюю генеральскую дочку с пони-хвостиком (а генерала все нет) - Я ее похищаю", - берет ее за руку и уводит на улицу на целый час, а я сижу пью, беседую с мамашей - Сговорились они все что ли свести меня с ума - Мамаша обходительна, как положено - Возвращается домой генерал, суровый крепкий лысый дядька, и с ним лучший друг, фотограф по фамилии Ши, худой прилизанный хорошо одетый обычный городской коммерческий фотограф - Ничего не понимаю - Вдруг из соседней комнаты доносится рев Эллиота, бросаюсь туда, большие мальчики стукнули его или как-то обидели, что-то он там не так сделал, я отчитываю их и несу Эллиота обратно в залу на плечах, как Перри, но Эллиот желает немедленно слезть, даже на коленях сидеть не хочет, ненавидит меня с потрохами - В отчаянии звоню Билли на работу, она обещает приехать за нами и добавляет: "Как там Перри?" - "Похищает маленьких девочек, называет их красавицами, хочет жениться на 10-летних девочках с пони-хвостиками" – "А, он такой, ты врубишься" - Печальная музыка ее голоса в трубке.

Обращаю свое бедное истерзанное внимание на генерала, который говорит, что во вторую мировую воевал на стороне "маки", французских партизан, а также участвовал в партизанских действиях на юге Тихого океана и знает один из лучших сан-францисских ресторанов, можем все туда поехать гулять, филиппинский ресторан недалеко от Чайнатауна, отлично, говорю, поехали - Он подливает мне еще - Видя забавное ирландское лицо фотографа Ши, я кричу: "Хочешь можешь меня поснимать когда угодно", а он отвечает мрачно: "Только не с целью пропаганды, все что угодно кроме пропаганды" - "Какая еще пропаганда, при чем тут пропаганда" (и тут возвращается Перри за ручку с Пупу, они ходили погулять и выпить кока-колы) и я понимаю, что все просто живут своей жизнью, один я сумасшедший.

Больше всего я тоскую по Коди, чтобы он объяснил мне все это, но скоро становится ясно, что это и ему не под силу, я всерьез схожу с ума, подобно "Подземной" Ирен, хотя сам еще этого не понял - В самых простых вещах вижу заговор - А "генерал" пугает меня еще больше, обернувшись странным бонвиваном-штатским и даже не пытаясь помочь мне оплатить счет за филиппинский обед в ресторане, где к нам присоединяется Билли, и сам ресторан какой-то стремный, в особенности из-за огромной толстогубой молодой филиппинки, явно не в себе, она сидит одна в дальнем углу, непристойно поглощая пищу и нагло поглядывая на нас, мол пошли все на хуй, как хочу, так и ем, соус летит во все стороны - Ничего не понимаю - Вообще-то всех пригласил генерал, а плачу почему-то я - за него, Ши, Перри, Билли, Эллиота, себя и всех остальных, апокалиптическое безумие сотрясает мои глазные яблоки и ко всему для меня разорителен их Апокалипсис который они создали в своем молчащем Сан-Франциско.

О как хотелось бы мне спрятаться и поплакать в объятьях Эвелин, но оказываюсь я в результате в объятьях Билли и второй вечер подряд выслушиваю ее рассуждения о духовном - "А что Перри? чего ему надо? и что это за странный генерал? и кто вы все - банда коммунистов?"